В условиях увеличения издержек и
постоянных колебаний на мировых рынках металлургам все сложнее оставаться
прибыльными. Основной задачей становятся снижение себестоимости и борьба с
тарифами естественных монополий.
В октябре российские металлурги начали
активную борьбу за сохранение прибыльности производств. Сначала они потребовали
от правительства РФ сделать прозрачной деятельность естественных монополий: в
сердцах представители уральских компаний заявляли, что неконтролируемый рост
цен на энергоресурсы заставляет их думать о переезде в США. Затем досталось
машиностроителям, которые захотели ввести пошлины на ввоз в Россию
металлургического оборудования, аналоги которого в стране уже производятся. Под
занавес металлурги попросили российское правительство разобраться c изменением
внутренних и экспортно-импортных тарифов на железнодорожные грузоперевозки: c 1
января 2013 года они будут унифицированы в рамках Таможенного союза России,
Казахстана и Белоруссии. Тогда те, кто имеет активы в Сибири, могут лишиться льгот
на транспорт металлопродукции.
Андрей Козицын: «Следующий год будет
очень сложным, в первую очередь для производителей черных металлов и угля. Но
ощущения, что в экономике грядут необратимые изменения, у меня пока нет».
Беспокойство уральских компаний понятно:
взрывного роста цен на черные и цветные металлы, как и заметного увеличения
продаж, ждать не приходится.
О том, что необходимо гигантам цветной
промышленности для сохранения конкурентоспособности, генеральный директор
Уральской горно-металлургической компании Андрей Козицын рассказал журналистам
на пресс-конференции в Москве.
— Выручка УГМК-Холдинга в прошлом году
выросла почти на 20%. Но тогда и мировые цены на медь достигали рекордных 9,5
тыс. долларов за тонну. С какими результатами планируете закончить этот год?
— 2012 год сложился, я считаю, удачно.
При всех перипетиях в части цен на медь рынок был более-менее стабилен.
Несмотря на летние падения, думаю, средняя цена по году будет на уровне 8 тыс.
долларов за тонну. В физическом выражении наше производство цветных металлов
должно сохраниться на уровне прошлого года. По итогам 2012 года планируем
получить 386 тыс. тонн меди, 250 тыс. тонн цинка (это с учетом объемов
Челябинского цинкового завода, в котором у нас миноритарный пакет), около 20
тыс. тонн свинца.
Объем реализации, исходя из
среднегодовой мировой цены на медь, может быть чуть меньше, чем в 2011-м, когда
средняя цена была почти 8,5 тыс. долларов. Прибыльность — тоже, поскольку
выросли затраты. С 1 июля заметно подорожали услуги монополий, с 1 октября
затратная часть вырастет еще больше, плюс социальные обязательства в части
индексации зарплат.
— В будущем году ждете более высоких цен
на медь?
— Нет, но я очень надеюсь, что цена
сохранится хотя бы на уровне 2012 года. Это дорогого стоит. Сейчас мы заключаем
контракты на следующий год. И ощущения, что грядут какие-то необратимые
изменения, у меня пока нет.
И с этим разберемся…
— В этом году УГМК совершила неожиданную
покупку — вы выиграли лицензию на разведку и разработку медно-никелевых месторождений
в Воронежской области, хотя прежде никелем не занимались. Ваш конкурент
«Норильский никель» уже поспешил заявить, что руды эти сложные, а вы не
специалисты в этой области и ничего у вас не получится.
— Мы работаем и на более сложных рудах,
конкретно — на Рубцовском месторождении в Алтайском крае. Там вообще
полиметаллические руды с высоким содержанием цинка и свинца. Тем не менее мы
научились с ними работать, хоть это было и непросто: извлекаем из них медь,
цинк и свинец. Ну и сопутствующее золото и серебро. В Воронежской области —
медно-никелевые руды. Что это за руды и как с ними работать, мы знаем, и не
думаем, что для нас будет большой сложностью получить продукт из никелевого
концентрата с хорошими показателями по извлечению и содержанию.
— Будете привлекать партнеров для
разработки месторождения?
— Почему нет? Все в жизни меняется. Но
чтобы обсуждать такие вопросы, нужно что-то иметь на входе. По проекту в
Воронежской области пока еще очень много проблем. Да, мы примерно представляем,
что нам потребуется на создание горного производства там и никелевого комбината
в Кировграде в общей сложности около 70 млрд рублей. Но сначала мы должны
подтвердить запасы.
И если по одному из месторождений они
окажутся на уровне прогнозных 50 тыс. тонн никеля в год, как заявлено в
разыгранной на конкурсе лицензии, никто разрабатывать это месторождение не
будет. Руда там залегает на глубине 260 метров и ниже, ни о каких карьерных
разработках речи не идет — придется строить шахту. На доразведку и утверждение
запасов нам потребуется от двух до трех лет. И какими к 2016 году будут мировые
цены на никель, большой вопрос. Если ниже 15 тыс. долларов, то сколько бы его в
месторождении ни было, эта затея бессмысленна. Есть еще много составляющих,
влияющих на принятие решения. В ноль никто работать не будет.
— Покупку других активов в России или за
рубежом не планируете?
— В этом году — нет, а дальше все
зависит от того, как станет складываться рынок. Следующий год будет очень
сложным, с моей точки зрения. В первую очередь в плане добычи угля и
производства черных металлов, цены на которые очень сильно упали. Нам надо
хорошенько подумать, как выстраивать производство по этим направлениям в 2013
году. Поэтому сейчас основная задача — инвестиции в существующие активы. Объем их,
я думаю, останется на уровне 2012 года — 60 млрд рублей. Это при условии, что
цены на медь будут около 8 тыс. долларов, а цинк и свинец — 2 тыс. долларов. Основные
затраты идут в горнодобывающие предприятия — Гайский и Учалинский ГОКи,
«Сибирь-Полиметаллы» в Алтайском крае, «Башмедь» для увеличения мощностей по
медному сырью.
— Как будете привлекать средства? Ходили
слухи об IPO…
— Нет. Сегодня с учетом банковских
ставок привлечение денег конкурентно и без IPO, поэтому не вижу причины, по
которой должен быть именно такой механизм. Пока деньги фактически ищут
потребителя.
Давно неконкурентны
— В угольные мощности вкладывать не
собираетесь? Все-таки УГМК уже завершила сделку по увеличению пакета акций в
ОАО УК «Кузбассразрезуголь» с блокирующего до контрольного.
— Развитие угольного направления для нас
чрезвычайно важно, потому что транспортировка угля с учетом географии добычи и
расположения потребителей очень затратна. Здесь у нас слабая конкуренция в
сравнении с другими производителями угля в мире. Да и тарифы на железнодорожные
перевозки постоянно растут, а цены на уголь в этом году упали примерно на 30%.
Поэтому каждый год мы вводим по одной фабрике обогащения угля, чтобы повысить
его качество и не возить пустую породу. В объеме добычи на нее приходится от 5
до 10%. Представляете, на объем 50 млн тонн возить 5 млн тонн щебенки! За те
деньги, которые ты платишь за перевозку, это просто неразумно! Поэтому в
ближайших планах — проектирование и строительство еще двух угольных
обогатительных фабрик и на коксе, и на энергетическом угле. Стоимость каждой —
примерно 3 млрд рублей. А в перспективе нужна будет еще одна, чтобы весь объем,
который мы фактически произведем, проходил через фабрики.
— А если тарифы на перевозку угля
продолжат расти…
— Сложно предположить, что будет дальше.
Но я уже говорил: если не найти компромисс между тарифом и ценой реализации, то
уголь просто бессмысленно и добывать, и возить. На чем тогда станут
зарабатывать перевозчики? Больше трети объемов перевозок по стране — это уголь.
Поэтому компромисс, полагаю, будет все-таки найден.
— Какие варианты решения проблемы
существуют?
— Мы уже озвучивали наши предложения.
Если и повышать тарифы, то максимум на уровень инфляции, который декларируется,
или вообще заморозить их на какое-то время. Потому что и так тариф на
железнодорожные перевозки в России приблизился к 70% аналогичного тарифа в США.
Но при этом у нас электроэнергия и газ уже дороже чем, в США. Все говорят, что
российские производители конкурентны по зарплате. Но с учетом количества
работающих на тонну производимой продукции мы уже давно неконкурентны. У нас
этот уровень существенно выше, чем у европейцев или американцев. Плюс
социальные обязательства. Нам деваться некуда — мы работаем в основном в
моногородах. Поэтому преференции, которые у нас были, исчерпаны. Нужно разбираться
с собственной себестоимостью и эффективностью. И здесь вопрос сдерживания
тарифов естественных монополий принципиален — они составляют 70% в структуре
себестоимости угля. То есть самостоятельно влиять на себестоимость мы можем
только в рамках 30% затрат. А остальные 70% от нас не зависят. Платите и все.
Тогда возникает вопрос о конкурентной среде, в чем она?
— У вас же есть собственный подвижной
состав.
— До конца года мы хотим увеличить свой
парк полувагонов примерно до 6,5 тыс. штук. Это позволит возить собственным
составом треть добываемого нами угля. Чтобы решить проблему вывоза угля из
Кузбасса, нам нужен парк в четыре раза больше. Но покупать полувагоны мы,
скорее всего, больше не будем: их на дорогах страны и так уже избыточное
количество. А вопросы с инфраструктурой и логистикой не решены.
Сейчас все кинулись покупать вагоны.
Парадокс в том, что такого количества полувагонов не было за все время
существования железнодорожных перевозок в России. Зачем? Это же, по меньшей
мере, нелогично: предприятия из прибыли тратят деньги на подвижной состав.
Давайте еще каждый купит себе по паровозу, железные дороги построим, каждый —
свою ветку, чтобы вела напрямую. Я считаю, что каждому лучше заниматься своим
делом. Поэтому необходимо находить компромисс по тарифам, чтобы было интересно
и собственникам вагонов, и РЖД, которые отвечают за логистику, и нам, которые
этим видом услуг пользуются.
Пыжьянова Вера Эксперт 29.10.2012
|